С Безансоном у СССР были давние связи - здесь находилась фабрика фирмы "Лип", которая приняла самое непосредственное участие в развитии советской часовой промышленности, до сих выпускаются часы на калибрах 24-й серии "Слава", корни которых уходят к "Лип".
Всю ночь мне снились часы. Много разных часов. Механические и
электронные. Скромные работяги — автомобильные и солидные, как и их
хозяева, — мужские наручные. Крошечные, нарядные — женские и огромные,
бледные от постоянного недосыпания — уличные. Эта пестрая компания вела
себя весьма нервно: то тихо и злобно шипела, то громко и нахально
стучала. Их многоголосое тиканье нарастало и наконец слилось в резкое,
назойливое гудение.
Я проснулся: в темноте не звонил, а противно гудел телефон.
— Бон матен — доброе утро, мсье. Вы просили разбудить вас в шесть часов...
Наскоро умывшись, я спустился по узкой деревянной лестнице на первый
этаж. До деловой встречи, назначенной на десять часов Михаилом
Сергеевичем Козиным, генеральным директором акционерного общества
«Слава», времени было много. Поэтому, выпив прямо в холле чашечку кофе с
традициснной булочкой, я отправился знакомиться с городом.
На улицах пустынно. Под лучами солнца, только что выглянувшего из-за
гор, дома в Безансоне медленно, начиная с крыш, меняют унылый
темно-серый цвет на жизнерадостный светлый, будто снимают мятую ночную
пижаму и, лениво позевывая, надевают свежую сорочку.
Блуждая по улицам, я незаметно очутился в промышленной зоне Безансона
на улице Жюшу. Собственно, во внешнем облике этой части города нет
ничего от привычного штампа индустриального пейзажа: ни заводских труб,
ни серых железобетонных зданий безликой архитектуры. Объясняется этот
кажущийся парадокс историческими причинами. Провинция Юра, в которой
находится город, — это царство лугов, молочная ферма страны. Именно
здесь готовят знаменитые на весь мир сыры сорта «грюйер».
Между тем Безансон обязан своим процветанием не благоприятным природным условиям, а удачному местоположению.
Еще в I веке до н. э. Юлий Цезарь восхищался этой естественной
крепостью на берегу реки Ду, которая делает вокруг широкую петлю и
надежнее любого крепостного рва защищает город. Поэтому уже в римскую
эпоху он стал крупным торговым центром. Позднее Безансон входил в
империю Карла V и пользовался его особой милостью. Здесь устраивались
шумные ярмарки, где миланские и генуэзские банкиры остро соперничали с
лионскими.
Но настоящий расцвет Безансона связан с развитием промышленности,
прежде всего часовой. В 1793 году швейцарец Межеван открыл первую
часовую мастерскую, и до сих пор город, в котором проживает ныне свыше
ста сорока тысяч человек, остается центром часовой индустрии Франции.
В самом Безансоне и окрестных городках департамента Ду находится
семьдесят процентов часовых предприятий страны, в том числе заводы
крупнейшей французской фирмы «Йема Интернасиональ». Здесь же производят
первоклассные автоматизированные конвейеры для сборки часов. В общем,
вся жизнь этого города подчинена размеренному, четкому ритму. Тик-так,
прошла рабочая секунда, и во Франции заходили двое новых наручных часов.
Тик-так — еще одна секунда, и еще двое часов.
...На улице Жюшу уже появились парни в рабочих спецовках и девушки в
вельветовых курточках. Я ускоряю шаг. Вот и нужное мне двухэтажное
здание. Шестнадцать белых колонн в виде двузубых вил легко взметнули
огромный желто-коричневый параллелепипед, опоясанный широченной
серебряной лентой сплошных окон. Вхожу внутрь и попадаю в просторный
зал. Много цветов, воздуха. На стенах висят репродукции картин Пикассо,
многих видных французских художников, цветные фотографии, эстампы. Людей
не видно, и я чувствую себя первым зрителем, который пришел на премьеру
в новое здание театра.
По широкой лестнице поднимаюсь на второй этаж. Справа — длинный
«зрительный зал» площадью несколько сотен квадратных метров. Вместо
кресел два ряда похожих на школьные желто-белых столов, за которыми
сосредоточенно работают люди в белоснежных халатах. В зале стерильная
чистота, тишина, простор. Кажется, что это не сборочный цех завода, а
лаборатория НИИ или редакция крупной газеты.
В этом ультрасовременном глазастом здании на улице Жюшу разместилось акционерное общество «Слава».
В нашем представлении Франция, как правило, ассоциируется с женскими
модами, знаменитыми духами и богатейшей культурой. Все это так. Но ведь
Франция еще и одна из высокоразвитых в промышленном отношении стран. В
подтверждение тому каждый назовет известные автомобили «рено», «пежо»,
«ситроен», англо-французский сверхзвуковой пассажирский самолет
«конкорд» или что-нибудь в этом роде. А вот то, что Франция занимает
четвертое место в мире по производству наручных часов, требующего,
кстати, прецизионного оборудования, особо точных приборов и
квалифицированных кадров, знают далеко не все.
Солдат солдата всегда поймет
— Входите, входите, жду вас. Рад видеть соотечественника, —
приветствовал меня хозяин небольшого кабинета рядом со сборочным цехом,
когда я приоткрыл дверь с табличкой «Генеральный директор». — Козин
Михаил Сергеевич, к вашим услугам.
Скромная, деловая обстановка кабинета, отсутствие кипы бумаг на
письменном столе, приветливая, неторопливая манера разговора сами по
себе говорили о многом, настраивали на непринужденную беседу.
— Михаил Сергеевич, прежде всего один вопрос: когда и как появились во Франции наши часы?
—
До 1972 года здесь, в Безансоне, была маленькая фирма, которая
продавала небольшие партии советских часов. Дела шли средне, а мы
все-таки радовались: шутка ли, советские часы во Франции! Но вскоре
забеспокоились, почему продажи увеличиваются так медленно? И в Англии, и
в Канаде, да и в ряде других стран растут ощутимо, а тут нет.
— Как объясняла это фирма?
— Говорила, что рынок очень избалованный, сильна конкуренция,
изменчивы вкусы покупателей, а часовая промышленность СССР не поспевает
за местной модой. Но, изучив дело на месте, мы выяснили, что есть еще
одна причина. У фирмы просто не хватало силенок, экономические мускулы
были слабоваты. Поэтому решили создать акционерное общество, в котором
на паях участвовали бы французы и советские внешнеторговые организации.
Пригласили, конечно, и нашего прежнего партнера. Зачем наживать еще
одного конкурента и терять постоянных покупателей?
— Так уж и терять?
—
Именно так, и никак иначе! — Михаил Сергеевич оживился, встал из-за
стола, открыл дверь кабинета, видимо, намереваясь кого-то позвать из
сборочного цеха. Но тут в дверях возник немолодой брюнет среднего роста.
— А вот и мсье Каррюзо. Коман сава? Ну и хорошо, что хорошо.
Знакомьтесь, Морис Каррюзо, генеральный директор часового департамента
«Славы». Объясните, Морис, почему акционерное общество заинтересовано в
привлечении покупателей прежнего партнера.
— Видите ли, наши клиенты —
солидные фирмы, — не раздумывая, начал Каррюзо. — Они приобретают товар
оптом, по образцам, а потом реализуют его через сеть своих магазинов.
Оптовик не имеет возможности проверять каждые часы из многотысячной
партии, которую он купил. Поэтому продавец и покупатель все равно что...
муж и жена. От их взаимопонимания и доверия зависит благополучие
каждого. К новому продавцу, предлагающему не очень известный товар, идти
рискованно.
Морис Каррюзо излагал мне, приезжему журналисту, эти прописные для
него истины рынка очень мягко, даже застенчиво, склонив набок голову.
— Мсье Каррюзо, создание акционерного общества оправдало себя? Позволило шире развернуть дело?
—
Да. «Слава» стала значительно больше покупать в СССР часовых
механизмов, а у местных фирм — модных стрелок, корпусов. В Безансоне,
где нет недостатка в квалифицированных кадрах, собираем из этих
элементов часы, которые отвечают требованиям самых придирчивых
заказчиков.
— В результате...
— Продаем в восемь раз больше, чем
восемь лет назад. Причем не только здесь, во Франции, но и более чем в
двадцать стран Европы и Африки. Предлагаем часы двухсот пятидесяти
моделей. Причем не забудьте, что Безансон — столица часовой
промышленности Франции, что отсюда до Швейцарии, ФРГ, Италии, признанных
часовщиков, рукой подать, всего сто километров!
Я давно заметил, что людей, занимающихся коммерцией, хлебом не корми, дай только добраться до любимых цифр.
— Значит, дополнительные капиталы плюс французские стрелки — такова формула успеха «Славы»? — вновь задал я вопрос.
—
С успехом не спешите, Акционерное общество некоторое время испытывало
Финансовые трудности, хотя продажи резко возросли. Ох, извините, совсем
забыл! — спохватился Каррюзо, взглянув на часы. — Сейчас должен прийти
покупатель, надо его встретить. Да не смотрите так пристально на мою
левую руку. Три года пользуюсь вашими, простите, нашими часами. Ходят
хорошо, элегантны. Что еще надо? — Хитро улыбнувшись, Морис Каррюзо
покинул кабинет.
— Как же так: продажи выросли, а у «Славы»
финансовые трудности. Что это, французский феномен? — обратился я к
Михаилу Сергеевичу.
— Наша неопытность, а главное, пожалуй, сложность человеческих отношений. Непонятно? Сейчас поясню.
Козин замолчал, встал и заходил по кабинету. Его брови сошлись над
переносицей. Чувствовалось, что воспоминания не слишком приятны ему
—
Набирая персонал для нового акционерного общества, — продолжал он, — мы
торопились, словно на пожар. Забыли русскую пословицу: «Поспешишь —
людей насмешишь». Вскоре выяснилось, что штаты фирмы великоваты. А
никого не уволишь, не скажешь: «Извините, господа, просчитались». Но и
это не все. Как вы знаете, на пост генерального директора мы пригласили
Каррюзо. Он был владельцем нашей прежней фирмы-партнера. Да, да, именно
он. И хотя Морис сразу же согласился, через некоторое время, убедившись,
что уже не полновластный хозяин, вдруг обиделся, перестал активно
работать. А через него идут все деловые связи с покупателями...
Михаил Сергеевич прервался. А я подумал, что некоторые люди по
наивности или незнанию порой думают, что продавать за рубеж хорошие
товары — сущий пустяк. Знай себе подставляй символическое блюдечко с
голубой каемочкой и считай выручку в иностранной валюте. Если бы! Та же
«Слава» живет и работает в очень сложных условиях капиталистического
рынка. Ей нужно быстро откликаться на капризы моды, учитывать
технические новинки, зорко следить за маневрами конкурентов. А
руководство должно еще уметь сплотить интернациональный коллектив.
— Как же вы все-таки выкрутились? — возвратил я беседу в прежнее русло.
—
Хочешь расширяться, переоснащаться? Раскошеливайся! — Михаил Сергеевич
решительно рубанул левой рукой воздух, словно отдавая команду: «Огонь!» —
Вот мы и построили архисовременный технико-коммерческий центр, в
котором беседуем с вами. А это еще одна причина вчерашней
нерентабельности. Зато с должным размахом поставили дело. Сбыт хороший:
часы пользуются спросом. Начали активно продавать и советские кинескопы,
телевизоры, различные приборы. Наладили четкое обслуживание
покупателей. Ныне почти расплатились с долгами на строительство.
— А генеральный директор?
— Поговорили мы с ним откровенно, по душам, как бывшие фронтовики. В
годы второй мировой войны Каррюзо участвовал во Французском
Сопротивлении, а я бронебойщик. От Москвы до Сталинграда прошагал.
Кто-кто, а солдат солдата всегда поймет. Специалист он классный. Отдал
часам сорок три года жизни, пользуется авторитетом. Мы уважаем его,
поддерживаем.
— А какие отношения у вас с персоналом?
— Нормальные, деловые. Побеседуйте с французскими коллегами, и сами убедитесь.
Я поблагодарил гостеприимного хозяина и вновь зашел в просторное
помещение сборочного цеха. Люди сосредоточенно работали, но на лицах не
было следов усталости или напряжения. Чтобы не очень отвлекать их от
дела, придется быть предельно кратким. Заметив, что одна девушка на миг
подняла голову от стола, спешу к ней.
— Как я отношусь к нашей фирме?
— с явным удивлением переспросила Женевьева, так звали работницу. —
Лучшего места работы я и не желаю. Посмотрите, как у нас красиво и
уютно! Все ласкает глаз, даже оборудование. Кстати, знаете ли вы, что за
художественное оформление и техническое оснащение мы получили в
Безансоне первую премию? Я очень рада, что работаю здесь.
Женевьева стрельнула в меня черными миндалевидными глазами и опять
ушла в работу. А я подумал, что гордость рабочего за свое предприятие в
капиталистическом государстве вещь необычная, что в чем-то она сродни
гордости наших молодежных бригад. С этой мыслью я подошел к столу, за
которым сидел худой и немного сутулый парень.
— Я потомственный
часовщик, и «Слява» — так французы произносят это русское слово — мне
нравится, — не задумываясь, ответил он на тот же вопрос. — Приятно
сознавать, что участвуешь в сотрудничестве двух наших великих народов,
что своими руками делаешь нужную людям продукцию. А ты что скажешь,
отец? — Парень повернулся к пожилому рабочему, который трудился за
соседним столом и, конечно, слышал наш разговор.
— Не стану скрывать,
я пошел сюда только потому, что после долгой болезни никак не мог найти
работу, — глядя мне прямо в глаза, начал он. — Ну и Пьер зудел:
«Русский завод, русский завод». Разбирало любопытство самому все
увидеть. Спутники и космические корабли впечатляют, слов нет. Но и часы
дело заковыристое. Я-то знаю, отдал им полжизни.
Как человек опытный, бывалый, он вежливо прервался, пока я менял кассету в магнитофоне, а потом продолжил:
—
Скептицизм сидел во мне долго. «Зачем во Франции собирать русские часы?
Кому они будут тут нужны?» — рассуждал я. Но прошел месяц, другой,
пригляделся — дело поставлено добротно. Часы ваши неприхотливые,
выносливые, пожалуй, понадежнее, чем у конкурентов. Дела у фирмы идут
неплохо. Количество покупателей выросло втрое. Даже такая известная
фирма, как «Бишат», за три года увеличила покупки нашей продукции в
десять раз. Теперь не жалею, что работаю на «Славе».
Я выключил магнитофон, поблагодарил собеседника и подумал, что вся
история с советскими часами во Франции переросла чисто коммерческие
отношения купли-продажи, что в слове «сотрудничество» заключен очень
глубокий смысл.
Дружба — очень хорошо!
Настало время прощаться с Безансоном, сказать ему «оревуар!». На
вокзал приезжаем заранее. На перроне стоят три древних красно-бурых
вагончика. Садимся в один из них и точно по расписанию отправляемся в
Долль. Но электричка почему-то притормаживает буквально у каждого
столба. Чего доброго, этак опоздаю на парижский поезд. Чтобы отвлечься
от неприятных дум, прошу Валентина, провожающего меня советского
специалиста, рассказать, как сложились его отношения с французскими
коллегами.
— Нормально, — улыбается он. — Да иначе и быть не может.
Рабочие быстро находят общий язык. Тем более что нас связывает одно
дело. Помогаем друг другу, дружим. В общем, ничего особенного. Вот
только недавно произошел такой случай. Советский рабочий снимал комнату у
местного владельца малюсенькой часовой мастерской. Вечерами, конечно,
рассказывал французу о заводе.
И вдруг этот француз является к нам и заявляет: «Хочу работать на
«Славе». Здесь не прогоришь, не вылетишь в трубу. Никто тебя не выбросит
за ворота. Да и люди очень хорошие». Вы представляете, что это значит —
добровольно перейти из предпринимателей в рабочие! Специалист он
хороший, приняли...
Наконец прибываем в Долль. Едва электричка остановилась, бежим в
сторону вокзала, где стоит парижский состав. Кажется, успел: вот он,
восемьдесят восьмой вагон второго класса. Обнимаемся с Валентином. До
встречи в Москве!
В купе две сухонькие старушки и рослый, взъерошенный мальчуган лет
четырнадцати-пятнадцати, ни чуточки не смущаясь, с любопытством
уставившийся на меня.
— Мсье, простите нас, пожалуйста Вы, кажется, иностранец? — обратилась ко мне пожилая женщина по имени Мари.
— Да, я из Советского Союза.
— Откуда? — недоверчиво переспросил парень.
— Из Советского Союза. Знаешь такую страну?
— Спрашиваешь! Москва! Кремль! Га-га-рин! Вот здорово! А ты сам-то Красную площадь видел? — настороженно спросил он у меня.
—
Вы из России?! Как мы рады, мсье, познакомиться с вами, — тут же
защебетала Мари. — Россия — огромная прекрасная страна. Во Франции любят
и уважают вашу Родину. И когда кто-нибудь из тех, у кого толстые
кошельки, болтают о вашей воинственности, мы, мсье, не верим ни на йоту.
Эти люди пытаются свалить с больной головы на здоровую, или, как у нас
говорят, ищут полдень в четыре часа. Простые французы хорошо знают, кто
всыпал Гитлеру и спас мир от фашизма. Русские — добрые, трудолюбивые
люди. Мы, мсье, от души хотим, чтобы великая Франция и великий Советский
Союз всегда дружили. Дружба — очень хорошо!
